Первую серьезную редакцию оперы я показал Грушко и Шиловскому, внуку Булгакова. Обоим понравилось, Грушко благословил на дальнейшую работу, а Шиловский написал именное разрешение (тогда совсем безвозмездное) на постановку и прокат будущего спектакля.
Первые наброски оперы я показал на экзамене по композиции в Гнесинском институте, за что был сурово отчитан идеологически настроенной комиссией кафедры. Но уже тогда была некая уверенность в себе и, при всем моем уважении к Советскому Союзу, было желание не всегда следовать заветам партии и правительства.
Я продолжил работу, и она длилась лет 15 с перерывами и многочисленными редакциями.
Написанную вчерне первую серьезную редакцию оперы я показал Грушко и Шиловскому, внуку Булгакова. Обоим понравилось, Грушко благословил на дальнейшую работу, а Шиловский написал именное разрешение (тогда совсем безвозмездное) на постановку и прокат будущего спектакля. А также предложил поставить ее в театре оперетты.
Мы пришли к Владимиру Исидоровичу Тартаковскому, я поставил кассету с демо версией, послушали, и худрук театра оперетты предложил позвать дирижера, очевидно, мое произведение его «зацепило». Но у меня было свое видение постановки, а театр оперетты в то время был анахроничным, без «Нотр Дам де Пари» и «Метро», в нем работали постаревшие опереточные дивы и средненький оркестрик, а Владимир Исидорович еще не приступил к глобальному превращению театра в мировой центр мюзикла.
И я отказался (во дурак!)
В моем тогдашнем видении «Мастер» должен был стать антрепризным спектаклем с участием звезд эстрады (пел же Ян Гиллан в «Jesus Christ Superstar»). Не обладая должными качествами оборотистого продюсера, я все же умудрился найти спонсора под этот проект. По моим предварительным соображениям Мастера (он же Иешуа) должен был спеть Юрий Шевчук из «ДДТ», а Маргариту – Кристина Орбакайте.
Но тут грянул дефолт 1998 года, мой спонсор разорился одним из первых и проект умер, не начавшись. Потом Павел Грушко продал либретто Александру Градскому и вся сделанная мною за столькие годы работа пропала. Вместо того, чтобы горько отпраздновать данное событие с друзьями и сделать паузу, я уехал к брату Юре в Воротынск, что под Калугой, и за полторы недели переписал все либретто и стихи сам. Вот именно тогда мне показалось, что рукой моей кто-то водит, возможно, сам великий Мастер, Михаил Афанасьевич.
Я продолжил работу, и она длилась лет 15 с перерывами и многочисленными редакциями.
Написанную вчерне первую серьезную редакцию оперы я показал Грушко и Шиловскому, внуку Булгакова. Обоим понравилось, Грушко благословил на дальнейшую работу, а Шиловский написал именное разрешение (тогда совсем безвозмездное) на постановку и прокат будущего спектакля. А также предложил поставить ее в театре оперетты.
Мы пришли к Владимиру Исидоровичу Тартаковскому, я поставил кассету с демо версией, послушали, и худрук театра оперетты предложил позвать дирижера, очевидно, мое произведение его «зацепило». Но у меня было свое видение постановки, а театр оперетты в то время был анахроничным, без «Нотр Дам де Пари» и «Метро», в нем работали постаревшие опереточные дивы и средненький оркестрик, а Владимир Исидорович еще не приступил к глобальному превращению театра в мировой центр мюзикла.
И я отказался (во дурак!)
В моем тогдашнем видении «Мастер» должен был стать антрепризным спектаклем с участием звезд эстрады (пел же Ян Гиллан в «Jesus Christ Superstar»). Не обладая должными качествами оборотистого продюсера, я все же умудрился найти спонсора под этот проект. По моим предварительным соображениям Мастера (он же Иешуа) должен был спеть Юрий Шевчук из «ДДТ», а Маргариту – Кристина Орбакайте.
Но тут грянул дефолт 1998 года, мой спонсор разорился одним из первых и проект умер, не начавшись. Потом Павел Грушко продал либретто Александру Градскому и вся сделанная мною за столькие годы работа пропала. Вместо того, чтобы горько отпраздновать данное событие с друзьями и сделать паузу, я уехал к брату Юре в Воротынск, что под Калугой, и за полторы недели переписал все либретто и стихи сам. Вот именно тогда мне показалось, что рукой моей кто-то водит, возможно, сам великий Мастер, Михаил Афанасьевич.
Одновременно с этим произошла некая кристаллизация замысла, я понял, что совершенно бессмысленно пытаться передать все, рассказанное Мастером один в один, а нужно создавать Фантазию по прочтении. Категорически не нужно навязывать зрителю конкретику образов, поскольку у каждого он – свой.
И появилась опера-фантазия «Мастер и Маргарита», в которой, по сути, нет образов, а есть силуэты. Нет героев, а есть актеры, в каждом из которых живет данный герой. Есть условная связь времен, в которой обыватели травят Мастера, а потом приходят поглазеть на Голгофу, где его (а он в своем бреду уже стал Иешуа) распинают.
И при всем многообразии линий в романе, главная в моей опере – линия Мастера и Маргариты, а все остальное видится их глазами. И моими.
И появилась опера-фантазия «Мастер и Маргарита», в которой, по сути, нет образов, а есть силуэты. Нет героев, а есть актеры, в каждом из которых живет данный герой. Есть условная связь времен, в которой обыватели травят Мастера, а потом приходят поглазеть на Голгофу, где его (а он в своем бреду уже стал Иешуа) распинают.
И при всем многообразии линий в романе, главная в моей опере – линия Мастера и Маргариты, а все остальное видится их глазами. И моими.
В 2009 году в Московском детском театре эстрады состоялась премьера оперы, и лишь недавно я снял ее с проката. То, что пришлось пережить в процессе постановки и дальнейшей истории спектакля – этого я не пожелаю и врагу. Но общий результат, а именно он интересен людям, можно охарактеризовать одним словом – ПОЛУЧИЛОСЬ!
Этому сопутствовало столько событий, имен и приключений, что об этом можно написать отдельную книгу. И, конечно, это - веха в истории театра.
Этому сопутствовало столько событий, имен и приключений, что об этом можно написать отдельную книгу. И, конечно, это - веха в истории театра.
С теплотой и некоторой грустью слышу и читаю о том, как почитатели и поклонники моей оперы хотят продолжения. Все возможно, и я готов откликнуться на предложения и идеи.
Ставить ли на этом точку? Не знаю. Я сделал все, что смог и требовать от меня большего ни к чему. Есть прекрасно записанная фонограмма, не устаревшая за 10 лет. Есть костюмы, декорации. А главное, осталось видение, как нужно, чтобы стало хорошо, ставшее результатом многолетней работой над этим спектаклем.
В моем театре этот спектакль идти больше не будет. По многим причинам. Московский детский театр – тоже мой ребенок, как и эта опера. И он растет, развивается, ему нужен оперативный простор и новые направления и формы.
А это означает, что надо идти вперед, не сожалеть о снятых с проката спектаклях, а создавать новые…
С теплотой и некоторой грустью слышу и читаю о том, как почитатели и поклонники моей оперы хотят продолжения. Все возможно, и я готов откликнуться на предложения и идеи. Теплится надежда, что я все же увижу своего «Мастера».
На сцене другого театра…
В моем театре этот спектакль идти больше не будет. По многим причинам. Московский детский театр – тоже мой ребенок, как и эта опера. И он растет, развивается, ему нужен оперативный простор и новые направления и формы.
А это означает, что надо идти вперед, не сожалеть о снятых с проката спектаклях, а создавать новые…
С теплотой и некоторой грустью слышу и читаю о том, как почитатели и поклонники моей оперы хотят продолжения. Все возможно, и я готов откликнуться на предложения и идеи. Теплится надежда, что я все же увижу своего «Мастера».
На сцене другого театра…